— Так оно и есть. Король не раз говорил мне, что у него нет более преданного подданного и более блестящего офицера. Я уверена, вы справедливо можете гордиться им.
Маркиз, улыбаясь, наклонился, чтобы выдрать несколько случайных сорняков. Он прекрасно видел, с каким живым интересом слушала Камилла рассказ о детстве Филиппа. С равнодушным видом он спросил:
— А вы сами что о нем думаете?
— О ком?
— О моем племяннике, разумеется.
— Я разделяю мнение короля.
— Да, разумеется, с официальной и профессиональной точки зрения. Но как женщине он вам нравится?
— Как вам сказать… Да… конечно! Впрочем, разве найдется женщина, которая сумеет устоять перед ним? Он наделен столькими достоинствами!
— Вы говорите это как-то неуверенно.
Камилла опустилась на колени возле старого дворянина и тоже принялась выдергивать сорняки.
— Это правда, у нас с ним очень непростые отношения, — призналась она. — Иногда его поведение приводит меня в отчаяние!
— Я тоже был таким в его возрасте. Совершенно несносным! Но все изменилось в тот день, когда я женился; из легкомысленного шалопая я превратился в мудреца, из ветреника — в однолюба. И это чудо сотворила любовь! О! Вначале маркизе все давалось непросто; сколько ей пришлось вытерпеть, прежде чем она сумела приручить меня! Но в конце концов она своего достигла. И знаете почему? Потому что я любил ее и она любила меня. А лучшим советчиком может быть только сердце.
— Без сомнения…
— Как только Филипп найдет женщину своей жизни, он сразу же изменится. После женитьбы он тотчас прекратит все свои похождения.
— Я в этом сомневаюсь.
— Почему?
— Вы, наверное, не знаете, что ваш племянник настоящий донжуан. Он не умеет довольствоваться одной женщиной: ему нужны все женщины сразу!
— Мне известно обо всех его излишествах. Однако я уверен, что Филипп поступает так потому, что еще не встретил настоящую женщину. Не станете же вы меня уверять, что все эти придворные ветреницы, которые, забыв о пристойности, предлагают ему себя, заслуживают его уважения! Филипп развлекается с ними, и он совершенно прав. Для жизни ему нужна не смазливая куколка, но настоящая девушка, нежная и прекрасная, обладающая достаточно твердым характером, чтобы суметь укротить его. Ему нужна… кто-нибудь вроде вас!
От изумления Камилла едва не упала и, схватившись за розовый куст, оцарапалась его шипами.
— Простите, — пролепетала она, увидев, что сломала ветку.
— Боже мой, дитя мое, вы поранились! Идемте, царапину надо промыть.
Он повел ее к очаровательному фонтанчику, бившему прямо из стены, и, не переставая упрекать себя, промыл ей ссадину.
— Это моя вина, я слишком резко выразился. Я обязан был помнить, что юные девы необычайно чувствительны и их легко разволновать. Но что вы хотите, я старею, и мое самое горячее желание — видеть Филиппа счастливым. А с той самой минуты, когда я впервые увидел вас вместе, я твердо уверился, что вы созданы друг для друга.
Камилла печально улыбнулась:
— Поверьте, мне бы очень хотелось доставить вам эту радость. Но это невозможно.
— Почему? Если по-настоящему захотеть, то ничего невозможного не существует. Я очень богат, и после моей смерти все перейдет к Филиппу, ему совершенно не обязательно жениться на богатой невесте. Я уверен, он женится на вас без всякого приданого, если вас волнует именно это. Филипп не самая худшая партия, и, думаю, ваш опекун не станет возражать.
— Дело не в этом, — ответила она, не сумев сдержать насмешливой улыбки, когда маркиз стал приводить свои доводы, дабы убедить ее.
— Однако… ведь Филипп вам нравится, разве не так?
Взгляд девушки был красноречивее всяких слов.
— Тогда в чем же дело?
— Прежде всего, я была бы очень удивлена, узнав, что Филипп собирается жениться, тем более на мне.
— Согласен, но если все именно так и обстоит? — настаивал старый дворянин.
Некоторое время она с нежностью взирала на него: мысль о ее браке с Филиппом так воодушевляла его! Но разве можно объяснить ему, что она — принцесса Савойская?
— Даже в таком случае, — решительным тоном ответила она, — это невозможно.
— Тогда скажите, может быть, у вас есть какие-то особые причины питать к нему неприязнь? Он причинил вам зло?
Она опустила голову:
— В самом деле, в прошлом мы немного ссорились…
— И в чем была причина? — явно обеспокоенно спросил маркиз.
Она решила пощадить старика:
— Не волнуйтесь, ничего особенного. Но я не могу выйти замуж. Я нахожусь на службе у короля.
— Но это же не навсегда.
— Возможно, навсегда.
Маркиз почувствовал, что настаивать дальше просто неприлично.
— Что ж, тем хуже! — философски заметил он. — Но, каким бы ни было ваше решение, знайте, что оно нисколько не умалит моей привязанности к вам, и ворота моего замка всегда широко открыты для вас.
— Спасибо.
— Возьмите, — произнес он, срывая и протягивая ей розу. — Я никогда не рву роз, но для вас можно сделать маленькое исключение! И в доказательство, что вы не держите на меня сердца за мою нескромность, я прошу вас, окажите мне милость и называйте меня по имени.
— А как ваше имя?
— Паламед. — И, ведя Камиллу к цветущему кусту, он совершенно бесстрастно принялся рассказывать ей о розах, словно их предыдущей беседы не было и в помине.
Вернувшись из своей поездки, Филипп нашел их склонившимися над цветком и внимательно разглядывавшими тончайший замысловатый рисунок его лепестков.