Единорог и три короны - Страница 34

Да, это была она — та, что именовала себя Камиллой де Бассампьер и утверждала, что принадлежит к знатному роду… На ней было платье с непристойным вырезом, а в руках она держала поднос со стаканами и кувшином вина.

Так вот кем она была на самом деле — девицей из таверны!

Он с содроганием смотрел, как непринужденно движется она по шумному залу, с какой ловкостью и быстротой обслуживает посетителей — конечно, это ремесло знакомо ей с пеленок! А как уверенно парирует она сальные шутки, не смущаясь и не краснея, когда кто-либо из пьянчуг обнимает ее за талию… Видимо, привыкла к такому обществу и умела обращаться с мужчинами!

Филипп вспомнил, как она притворялась напуганной козочкой, как всячески подчеркивала свою чистоту и невинность… Да она просто смеялась над ним! Уверяла, что ей неловко оставаться в одной рубахе, а здесь разгуливает с голыми плечами и полуобнаженной грудью.

Шевалье чувствовал, как его охватывает безудержная, безрассудная ярость. Он не мог оторвать глаз от изящной фигурки, которая, словно нарочно, сновала туда-сюда. Его слепила ее потрясающая красота, и одновременно душило желание сорвать с обманщицы маску. Он должен расплатиться с ней за все, что ему пришлось вынести! Он не сможет уважать себя, если не отомстит этой девке за все муки.

Гнев лишил его способности здраво оценивать ситуацию, но вместе с тем — странная вещь! — в нем проснулся инстинкт хищника, безошибочно улавливающего все движения будущей жертвы.

Камилла, занятая своим делом, не заметила офицера. Когда она исчезла за дверью, ведущей в подсобное помещение, он ринулся за ней, рывком открыл створку и едва не зарычал от радости — Камилла была одна!

Он бесшумно вошел и закрыл дверь. Девушка в это время ставила на поднос заказанные блюда. Машинально подняв голову, она вскрикнула от изумления и выронила тарелку. Сомнений не было — перед ней стоял шевалье д’Амбремон!

Впрочем, узнать его было трудно, ибо сейчас он мало походил на безупречного офицера, которого она привыкла видеть в крепости. Лицо молодого дворянина было искажено яростью, и больше всего он напоминал хищного зверя, готового прыгнуть на добычу.

Она внезапно поняла, что творится в его душе, — заподозрив обман, он пылал негодованием и дышал жаждой мести. Все объяснения были бесполезны — его безжалостный взгляд и свирепый оскал не оставляли в том никаких сомнений. Спастись можно только бегством.

Филипп преграждал путь к единственному выходу, и деваться Камилле было некуда. Она ринулась к двери с решимостью, продиктованной отчаянием, однако шевалье грубо схватил ее за шею и повалил на стол, даже не потрудившись смахнуть на пол приготовленные для посетителей блюда. Камилла, придавленная к салатам и куриным крылышкам, не совсем кстати подумала, что было бы жаль испортить такую вкусную еду, — но неуместная мысль быстро исчезла, уступив место совсем другим опасениям. Пальцы Филиппа сдавливали ей горло, и она, задыхаясь, услышала, как он с ненавистью прохрипел:

— Значит, ты девка из кабака? Наверное, и по ночам работаешь? Что ж, давай позабавимся!

От него пахло вином, и она с ужасом поняла, что сейчас все доводы рассудка бессильны, — в этом состоянии словами его не пронять. Сейчас может случиться самое страшное!

Она попыталась оттолкнуть его, стала царапаться и отбиваться. Но он развел ей руки в стороны и навалился на нее всем телом. Стол зашатался под ними, и они очутились на полу. К счастью для Камиллы, салат и куры смягчили удар при падении, однако насильник и не помышлял о том, чтобы отпустить ее, — напротив, еще крепче обхватил свою жертву.

Лицо офицера было искажено ненавистью. Заведя ей руки назад, он впился губами в ее рот — но это был не поцелуй, а лишь грубое подобие. Затем резко рванул тонкий корсаж, и Камилла застонала от боли — один из шнурков впился ей в шею.

— Заткнись! — прорычал Филипп, прикусывая ее губы зубами.

Охваченная безумным страхом, она ощутила сильную руку на своей груди, потом грубая ладонь скользнула вниз, к бедрам… Он рывком задрал ей юбку, и она вскрикнула, думая, что погибла.

В ту же секунду раздался грохот разбитого кувшина, и глиняные осколки посыпались ей на лицо. Шевалье обмяк и застыл неподвижно, по-прежнему придавливая своим телом Камиллу, а та из-за его плеча увидела Пьера, в руках у которого осталась только ручка от кувшина.

— Скорее, Камилла, бежим отсюда! — поспешно проговорил карлик, помогая своей молочной сестре выбраться из-под Филиппа. — Экая тяжелая скотина! Живо лезь в это слуховое окно…

В закрытую дверь уже барабанили снаружи, но девушка все не могла решиться — ухватившись за плечо Пьера, она с отчаянием смотрела на шевалье, неподвижно лежавшего на полу.

— Надеюсь, ты не убил его? — спросила она.

— Убьешь такого! Я заметил, что у всех негодяев очень крепкие головы. Поторапливайся, если не хочешь других неприятностей!

Она с трудом пролезла в оконце — именно этим путем воспользовался Пьер, чтобы спасти ее в самую критическую минуту. Оказавшись на улице, они со всех ног бросились бежать, отталкивая зазевавшихся прохожих. Камилла на бегу пыталась прикрыть грудь обрывками корсажа, и всю дорогу ее преследовал запах жареных кур.

Наконец показался дворец графа де Ферриньи, и Камилла с Пьером, задыхаясь, юркнули в дом.

19

Камилла никак не могла оправиться после нападения. Временами она начинала дрожать и судорожно сглатывала слюну. Один из слуг, узнав Пьера, проводил их в гостиную, где им пришлось ждать графа, за которым послали в королевский дворец.