— Хватит уж мокнуть. Тебе надо переодеться. И выпить чашку бульона, это пойдет тебе на пользу.
Тут она заметила венгра, который направлялся к замку, взвалив на плечо раненою. Шагавший следом Пьер крикнул, повернувшись к женщинам:
— Из него ничего не удалось вытянуть, он всего ЛИШЬ подручный. Говорит, ЧТО второй, мертвый, заплатил ему кругленькую сумму за убийство Камиллы. А больше он ничего не знает.
— Но почему? — топнула ногой Камилла. Зачем им убивать племянницу деревенского дворянина?
— Думаю, барон тебе кое-что объяснит. Тибор хочет первым поговорить с ним, но тебе велено идти в замок, как только приведешь себя в порядок и слегка передохнешь.
— Я не нуждаюсь в отдыхе, поспешно ответила девушка, — и прекрасно себя чувствую.
Но тут голова у нее закружилась, и она вспомнила, что с самого утра ничего не ела. Пожалуй, ей совсем не помешает перекусить после таких переживаний. На смену растерянности пришел гнев: она жаждала получить ответы на все вопросы. Тем не менее с удовольствием выпила предложенный Клариссой бульон с ржаными оладьями и немного успокоилась. Присущий девушке оптимизм возобладал, и она подумала не без самодовольства, что совсем неплохо справилась с делом. Один противник убит, а второй ранен — в такой ситуации, когда ее застали врасплох! С сердца словно камень упал, и она весело побежала в замок.
Андре де Бассампьеру было около шестидесяти лет. Несмотря на невысокий рост и заметное брюшко он производил внушительное впечатление. Седые волосы он зачесывая назад и подвязывал черным бархатным бантом. Он был слегка лысоват, но орлиный нос, презрительно сжатые губы и черные проницательные глаза придавали ему несколько устрашающий вид. Угловатое худое лицо поражало своей моложавостью — чувствовалось, что этот человек вел деятельный и здоровый образ жизни. Барон долгое время был товарищем по оружию короля Виктора-Амедея — тогда еще просто герцога. По к придворной карьере испытывал неодолимое отвращение, и, когда монарх перестал нуждаться в его услугах по окончании воины за испанское наследство, он удалился в свои земли, в савойскую глушь.
Это был просвещенный аристократ, открытый всем новым веяниям, убежденный, что знании столь же необходимы дворянину, как и умелое владение оружием. В лом смысле он расходился с большинством людей своего круга, ибо тогдашняя знать глубоко презирала любые интеллектуальные занятия. Именно поэтому он дал Камилле равностороннее образование: Тибору было поручено воспитать из нее настоящего бойца, а сам он взял на себя учебные дисциплины.
Сейчас барон стоял у окна и ожидании своей юной воспитанницы.
Тибор уже известил его о том, что произошло утром и днем: рассказал о засаде и о схватке, из которой Камилла вышла с честью, а также о последнем уроке фехтования, когда девушка овладела наконец знаменитым тайным ударом.
Мужчины единодушно приняли решение открыть Камилле ее истинное имя — она должна знать, какое место в обществе ей предстоит отныне занять. Оба они предпочли бы немного повременить с подобным признанием, но утренние события заставляли торопиться.
Барон слегка опасался за Камиллу — как воспримет она, с ее порывистым характером, этот неожиданный поворот в своей судьбе? И готова ли она к нему?
Он вынужден был признать, что в образовании ее несмотря на все его усилия остались значительные пробелы. Слишком много в ней было чисто мужских качеств, но явно недоставало тех, что общество требует от женщины. Никто не научил ее покорности — между тем для слабого пола это считалось само собой разумеющимся. Она умела подчиняться, но как дисциплинированный солдат, который уважает своею командира за доблесть и полководческий талант, а не как существо низшее и смиренное.
Она изумляла всех, кто видел ее, своим гордым и решительным видом.
В сущности, родись она мальчиком, ее можно было бы считать идеальным воплощением рыцарства: она отличалась смелостью, доходившей порой до безрассудства, однако умела обуздывать свои порывы в минуту опасности. Ей были присущи откровенность и благородная прямота: она никогда не увиливала от ответа и была неспособна лицемерить, но при этом относилась с должным уважением к окружающим и тщательно следила за собой, чтобы никого не задеть. Наблюдательность уживалась в ней с неплохим знанием людской психологии, поэтому она нередко демонстрировала известную гибкость, признавая свои ошибки, — в том случае, если была уверена, что не понесет чересчур тяжкого и несправедливого наказания.
В прошлом у нее случались вспышки необузданного гнева, но, к счастью, барону де Бассампьеру удалось в значительной степени укротить эту мятежную и упрямую натуру. За исключением подобных драматических эпизодов, становившихся все более редкими, к ней нельзя было предъявить никаких претензий, ибо она обладала уживчивым нравом — в ней не было ни капли высокомерия, а энергия и радость жизни били ключом, передаваясь тем самым и другим.
Да, родись она мальчиком, общество признало бы в ней совершенного дворянина и прирожденного вождя! Но как девушка…
Как девушка, она ни в коей мере не соответствовала тем канонам поведения, которые считались необходимыми для столь знатной особы. В ней напрочь отсутствовали таланты, скрашивающие жизнь дамы-аристократки: она совершенно не знала музыки, не умела играть ни на одном инструменте, не вышивала и не плела кружев. Она не ведала, что означают слова «корсет» и «шемизетка». Никто не учил ее, как носить роскошные придворные платья и как держать голову, увенчанную вычурной прической, без которой была немыслима модница, — между тем подобные наряды требовали особой, важной и величавой, поступи, тогда как Камилла всегда летела стремглав.