Единорог и три короны - Страница 63

— Я Диана-Аделаида Савойская, дочь Виктора-Амедея-Филиппа и Екатерины Саксонской. Ваша племянница…

Даже если бы под ногами у них разверзлась земля, Карл-Эммануэль был бы меньше потрясен. Он ошеломленно уставился на Камиллу, словно увидел ее в первый раз:

— Значит… Вот оно что! Да, конечно, теперь я понимаю, почему мне показалось знакомым ваше лицо… Я уже видел его на картине, изображающей свадьбу ваших родителей! Вы так похожи на мать! Но зачем все эти тайны? Отец знает о том, что вы его внучка?

Камилла рассказала принцу обо всем с самого начала: о заговоре в Павии, о вмешательстве Тибора, о детских годах в Савойе, о приезде в Турин и о решении короля хранить в секрете истинное происхождение девушки.

— Теперь вы знаете, чем я опасна для вас — по воле его величества я могу быть назначена наследницей трона вместо вас.

— Почему же вы открыли мне эту тайну? Вы должны считать меня своим соперником, даже врагом. А вы даете мне козырь против себя, рассказав о планах короля.

— Что ж, говоря откровенно, я вовсе не жажду стать королевой. Если король прикажет мне, я буду вынуждена подчиниться, но сама предпочла бы, чтобы на трон взошли вы.

— Докажите ему, что не способны править!

— Это не так-то легко сделать. Я не хочу его разочаровывать, поймите! Нет, лучше всего было бы убедить его в том, что вы обладаете качествами, необходимыми великому монарху. Он считает, что я унаследовала достоинства своего отца, — и это единственная причина его предпочтения.

— Вашего отца! Всегда и всюду меня будет преследовать дражайший Амедей! Говорят, он был идеальным принцем, но для меня было бы лучше, чтобы он жил, а не умер! Его тень преследует меня, не дает мне покоя. Король клянется только его именем и продолжает оплакивать спустя семнадцать лет после того, как он безвременно погиб. Я знаю, что сравнение всегда будет не в мою пользу, потому что я не Амедей — я всего лишь Карл-Эммануэль!

Камилла была оглушена этой внезапной вспышкой — значит, ее дядя ненавидел своего брата! Словно бы угадав мысли девушки, принц нервически рассмеялся.

— Нет, — воскликнул он убежденно, — вы ошибаетесь! Я обожал брата, как и все здесь! Я до сих пор вспоминаю его, хотя был мальчиком в то время, когда он погиб. Ненависть у меня вызывает другое — незаживающая рана, которую он оставил в сердце моего отца. Для короля мы просто не существуем. Вы тоже оказались жертвой этой навязчивой идеи — вы сами сказали, что не желаете быть королевой, но вам придется взойти на трон, ибо король уверил себя, что вы унаследовали достоинства его умершего сына. И ваше мнение не имеет никакого значения! Как видите, это безжалостное воспоминание страшным грузом ложится на нас обоих!

Камилла внезапно поняла, какая мука терзает ее дядю. Он во многом прав, говоря, что стал жертвой безвозвратного прошлого. И она прониклась безграничным состраданием к несчастному принцу, которому, наверное, никогда уже не удастся завоевать любовь отца. Она ощутила настоятельную потребность помочь ему, хотя не знала еще, как это сделать.

— Монсеньор, — твердо произнесла она. — Вы должны проявить себя, доказать отцу, что обладаете нужными качествами! Вы умны и честолюбивы, способны принести пользу своей стране — пусть король убедится в этом!

— Каким образом?

— Мы найдем способ!

35

В гостиную вошел незнакомый посланник с запиской для Камиллы. Девушка прервала свой разговор с Пьером, чтобы узнать, в чем дело. Взглянув на листок, она едва не скомкала его, увидев подпись шевалье д’Амбремона, но вовремя сдержалась, ибо документ был скреплен королевской печаткой.

Итак, она получила официальное распоряжение выйти с завтрашнего дня в караул — ей предстояло провести трое суток в казарме. Нетерпеливо отмахнувшись, она перехватила изумленный взгляд пажа.

— Вы не собираетесь дать ответ, мадам? — спросил мальчуган, задержавшись в дверях.

— Нет, — сухо бросила она. — И повернулась к Пьеру, который сообщил ей известие, интересовавшее ее куда больше, чем любые приказы командира батальона. — Возникло небольшое затруднение. Начиная с завтрашнего вечера я не имею права отлучаться из казармы. Тибор не может перенести дело на следующую неделю?

— К несчастью, это невозможно. Именно завтра мерзавец, за которым он охотится уже десять дней, должен встретиться с главарем. Если мы упустим такую возможность, нам придется ждать Бог знает сколько времени, прежде чем представится другой подобный шанс!

— Кажется, я кое-что придумала!

— И что же?

— В принципе, мне запрещено покидать казарму в течение трех суток. Но операция назначена на ночь… Следовательно, я могу ускользнуть, не привлекая к себе внимания.

— А ты не думаешь, что это слишком рискованно? — спросил Пьер, встревоженный тем, что подруга опять навлечет на свою голову неприятности.

— Вовсе нет! Главное, чтобы никто меня не заметил! Для этого нужно раздобыть веревку. Через дверь пройти нельзя, стража увидит меня, однако в окно можно вылезти совершенно свободно! Никто и не заподозрит, что я способна на такую выходку!

— А это окно высоко от земли?

— На третьем этаже.

— Ой! Мне это не нравится! Знаешь, я думаю, мы вполне справимся без тебя.

— Об этом не может быть и речи! Не терзайся так — все пройдет как по маслу.

— Хотелось бы мне поверить! — жалобно пробормотал карлик, направляясь к выходу.

Камилла со смехом расцеловала его, пожелав ему доброй ночи. Для нее дело представлялось очень простым — кому придет в голову, что она сбежала через окно? Через час или два она вернется в свою спальню, и никто даже не заметит ее отлучки!