Филипп был так изумлен, что на некоторое время даже потерял дар речи. В замешательстве смотрел он на молодую женщину, устроившуюся на половине его кровати с очевидным намерением остаться здесь спать.
— Погасите свет! — сонно пробормотала Камилла, заворачиваясь в одеяло и устраиваясь поудобнее.
Шевалье резко дернул одеяло.
— Уходите отсюда!
— Нет.
— Ах вот как! Интересно, что вы о себе думаете? Вы здесь не у себя дома. Ваше нахальство переходит все вообразимые пределы.
— Не сердитесь, Филипп! Пока бушует эта страшная гроза, я глаз не смогу сомкнуть, а это значит, что не сумею как следует отдохнуть и завтра стану обузой для вас. Чтобы заснуть в такую погоду, мне надо чувствовать рядом с собой кого-то сильного.
— И вы тут же подумали обо мне! Как это трогательно!
— У меня не оставалось выбора. А вы бы предпочли, чтобы я постучалась в дверь к Готье или к Ангеррану?
— Тогда бы я отлично выспался!
— Не шутите. Разве я могла так поступить, не нарушая приличий?
— Вы говорите о приличиях, а сами в разгар ночи без предупреждения врываетесь в комнату к мужчине! А вам не пришла в голову мысль, что я могу быть не один, а в приятном обществе?
— Дочь хозяина некрасива…
— Вот уж действительно мне везет!
— Послушайте, Филипп, — вкрадчиво начала Камилла. — Я вас не стесню. Ведь я прошу у вас всего лишь кусочек кровати, чтобы выспаться.
— Но, черт побери, неужели вы так наивны? Кто вам сказал, что молния может ударить только в вашу комнату, а не, к примеру, в мою?
— Если она попадет в вашу комнату, мы умрем вместе.
— Блестящая перспектива!
— Это меня не пугает. Я боюсь оставаться одна в грозу.
Филипп внимательно рассматривал уютно устроившуюся подле него девушку. На лице его внезапно отразилось смятение, и, наклонившись к Камилле, он язвительно зашептал:
— А не кажется ли вам, что прийти ко мне вот так, среди ночи, да еще забраться в мою кровать весьма опасно? Не думаете ли вы, что я могу понять это как вполне откровенное предложение? И тогда почему бы мне не воспользоваться им?
При этих словах сердце Камиллы учащенно забилось, однако, повернувшись к шевалье, она выдержала его пристальный взгляд:
— Если вы попытаетесь дотронуться до меня, я закричу. А если нас застанут вдвоем, и вашей и моей карьере в Королевском батальоне придет конец.
— Это угроза?
— Как вы догадливы!
Филипп улыбнулся. Он лежал совсем рядом с Камиллой. Если бы девушка не была столь утомлена путешествием и напугана грозой, она бы наверняка поддалась действию колдовских чар этого опытного и неотразимого ловеласа. Но в теперешних обстоятельствах чувства ее притупились, и она осталась холодна.
Филипп убедился, что его неожиданная гостья совершенно невозмутима. Слегка отстранившись, он с притворным гневом выдохнул:
— Никогда не видел подобной самоуверенности!
— Значит, я могу остаться?
— А вы считаете, что у меня есть выбор, после того как вы пригрозили мне скандалом?
— Благодарю! — ответила Камилла, устраиваясь спать. И мгновенно погрузилась в сон.
Филипп тоже попытался заснуть, но лежащая рядом с ним девушка смущала его; она действовала на него как угодно, только не усыпляюще. Он слышал ее ровное легкое дыхание, различал в сумраке под одеялом контуры ее тела, ощущал дурманящий, ей Одной присущий запах. Стоит ему слегка протянуть руку — и он коснется пальцами ее белокурых волос, разметавшихся по подушке.
Несколько минут он боролся с собой, потом не выдержал и принялся ласкать мягкие шелковистые волосы… и тут же пожалел о своем поступке. Ибо испытанное им ощущение пробудило в нем неумолимое желание перейти к более смелым ласкам. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, покоилась гладкая, бархатистая щека Камиллы. Он нежно прижался к ней. Щека оказалась теплой и мягкой; казалось, она призывала поцеловать ее…
Не просыпаясь, девушка повернулась и положила голову на плечо Филиппа; он тут же почувствовал, как сердце его забилось, собираясь вот-вот выскочить из груди. Всепожирающее пламя страсти охватило его.
Шевалье изо всех сил сопротивлялся опасному влечению; он сознавал, что если он все-таки отважится обнять Камиллу, то последствия этого поступка будут весьма плачевны. Поэтому он, не двигаясь, принялся трясти девушку за плечо.
— Просыпайтесь! — резко произнес он, зажигая свечу.
Она с трудом открыла глаза.
— Просыпайтесь! — повторил Филипп. — Гроза прошла. Возвращайтесь к себе в комнату и дайте мне наконец спокойно отдохнуть!
Теперь девушка окончательно проснулась и мгновенно покраснела, увидев, что лежит на самой середине кровати и совсем рядом с Филиппом — так близко, что даже касается его!
Словно развернувшаяся пружина, она, рывком вскочив на ноги, спрыгнула на пол и в растерянности уставилась на шевалье:
— Прошу вас, извините меня… Благодарю за ваше любезное гостеприимство.
И, не дожидаясь ответа, она, проклиная собственную трусость, бросилась вон из комнаты, оставив Филиппа в состоянии, отнюдь не способствующем, сну.
Несмотря на столь беспокойную ночь, утром пора было снова отправляться в путь. Камилла и д’Амбремон мрачно перекинулись несколькими словами. В присутствии двух других офицеров ни он ни она не хотели вспоминать о событиях сегодняшней ночи. В этот день они скакали не так быстро, как накануне; каждый считал, что после поистине дьявольской езды последних двух суток можно позволить себе немного передохнуть.