Единорог и три короны - Страница 117

117

— Нет!

Изумленный горечью, прозвучавшей в этом крике, равно как и выражением ужаса, исказившим лицо девушки, Филипп выпустил ее, и она, воспользовавшись этим, бегом бросилась от него.

Оставшись один и поборов наконец охватившую его страсть, молодой дворянин закинул голову и горько расхохотался. Боже, какую же он совершил глупость! В одно мгновение, единственным неосторожным движением разрушил все, что упорным трудом созидал в течение прошедшей недели. Нет, гораздо хуже: он пробудил страсть в Камилле, к которой та, совершенно очевидно, еще не готова.

В бессильной ярости Филипп проклинал себя; как он мог забыться, потерять хладнокровие, позволить чувствам восторжествовать над разумом? Оставался один выход: попытаться любой ценой искупить свою вину, извиниться перед невинной красавицей, впервые оказавшейся в объятиях влюбленного в нее мужчины. И он решительно отправился за девушкой. Он нагнал Камиллу, когда та уже почти достигла окраины квартала, где располагались казармы.

— Камилла! — позвал он.

Но она не обернулась, а лишь ускорила шаг. В один прыжок шевалье оказался рядом с ней.

— Камилла, выслушайте меня, — произнес он, беря ее за руку, дабы удержать.

Она быстро вырвала руку:

— Оставьте меня!

— Хорошо, договорились, я больше не дотронусь до вас. Но, ради всего святого, выслушайте меня.

— У меня нет времени, — сухо ответила она, не глядя в его сторону и ускоряя шаг. — Вы разве забыли, что мы участвуем в королевской процессии?

— Нет, не забыл. Но я прошу у вас всего несколько минут. — И, забежав вперед, решительно преградил ей дорогу: — Камилла, поверьте мне, я в отчаянии от того, что произошло. Я просто не понимаю, что на меня нашло, но, поверьте, я сам считаю свое поведение безобразным. И прошу у вас прощения!

Девушка упорно смотрела куда-то вниз и не отвечала.

— Я не должен был вести себя подобным образом, — продолжал д’Амбремон. — Я это прекрасно понимаю и смиренно прошу простить меня.

От таких слов, столь непривычных в устах гордого д’Амбремона, смятение Камиллы только увеличилось, и она упорно продолжала смотреть в землю.

— Взгляните же на меня! — умоляюще попросил шевалье.

Но она оставалась в прежней позе; больше всего она боялась встретить исполненный страсти взгляд Филиппа. Шевалье изнывал от нетерпения:

— Как я могу заслужить ваше прощение? Я должен молить вас на коленях? Вы хотите, чтобы я прямо здесь, посреди улицы, молил вас пощадить меня? Скажите же, я готов на все.

— Ничего такого я не хочу, — поспешно ответила она, не будучи уверенной, что он не шутит, и желая избежать публичного скандала. — Прошу вас, дайте мне спокойно пройти во дворец.

— Как только вы вернете мне свое расположение, я пропущу вас незамедлительно.

— Мы опоздаем.

— Мне на это наплевать.

— Что вы, собственно говоря, от меня хотите? — спросила она, осмелившись наконец поднять глаза. — Вы попытались поцеловать меня, а я отказалась сносить ваши поцелуи; дело закрыто. Оставим все как есть и поторопимся во дворец.

Она продолжила свой путь, однако Филипп не удовлетворился ответом. Он снова нагнал ее:

— Прежде всего, мне хотелось бы убедиться, что вы не станете придавать этой досадной случайности слишком большого значения, и она нисколько не повлияет на наши с вами дружеские отношения.

— Разве для вас это так важно?

— Да.

— Хорошо, — устало согласилась она. — Я вас прощаю, снимаю с вас все обвинения, отпускаю все грехи; но всякий раз, когда вам захочется… Прошу вас только об одном: на будущее найдите себе другую особу, чтобы удовлетворять ваши охотничьи инстинкты. Тем более что в претендентках у вас нет недостатка! И, будьте так любезны, прекратите преследовать меня своими ухаживаниями.

— Договорились, — с некоторым облегчением ответил он, вынужденный довольствоваться сим бледным подобием победы.

Но он прекрасно понимал, что утратил доверие Камиллы и ему понадобится немало времени, чтобы восстановить его и заставить девушку забыть это досадное происшествие. Однако самого худшего ему все же удалось избежать: она согласилась разговаривать с ним!

61

Ровно в десять часов король вышел из собора. Одетый необычайно просто, он должен был пешком дойти до церкви Явления Богородицы, помолиться там, потом посетить храм Непорочного Зачатия и вернуться во дворец.

Вокруг монарха на белых конях гарцевали офицеры в парадных красных с золотом мундирах, все из привилегированного Королевского батальона. Следом за ними на многие метры растянулось шествие придворных кавалеров и дам, старательно подражавших королю; замыкали процессию одноместные экипажи и портшезы; в них ехали те, кто не отваживался проделать весь путь пешком.

Городские улицы запрудила нарядная пестрая толпа; солдаты сдерживали зачастую неуемный пыл ликующего народа. Громогласные здравицы в честь Виктора-Амедея то и дело нарушали чинное шествие монарха.

Все дома расцвели яркими красками: окна и двери задрапировали разноцветными тканями, поперек улиц натянули штандарты с цветами короля и города Турина. Праздничная столица ликовала.

Король достиг паперти церкви Явления Богородицы, преклонил колени и начал читать молитву о ниспослании милостей. Толпа вокруг смолкла и замерла в почтительном ожидании: каждый хотел услышать, чего испрашивал у Господа монарх.

Однако среди благоговейно внимавших каждому королевскому слову придворных находилась одна особа, которая никак не могла заставить себя вслушаться в слова суверена и понять, о чем же тот взывает к Всевышнему. Более того, находясь здесь, эта особа явно испытывала невыразимые мучения. Вышеуказанной особой была Камилла.

117