Единорог и три короны - Страница 142

142

— Может быть.

«Надо решаться», — подумала она. Совершенно ясно, что Филипп не двинется с места, пока не получит ответа на свой вопрос. Приходилось отвечать. В конце концов, это позволит ей высказать ему всю правду.

— Ну хорошо, вы правы, действительно вы иногда пугаете меня, — начала она. — И раз вы хотите услышать честный ответ, то знайте: вы слишком обольстительны.

— Слишком обольстителен?

— Да. С вами я всегда чувствую себя дичью, которую вы пытаетесь загнать и присоединить к своим охотничьим трофеям.

— И вам это не нравится?

— Разумеется, нет!

— Это любопытно, других женщин это никогда не смущало.

— Желаю им счастья!

— И если бы не это неприятное ощущение, то вы бы не стали бегать от меня?

— Без этого ощущения, господин Дон Жуан, вы перестали бы быть тем шевалье д’Амбремоном, чьим любовным подвигам завидуют все двенадцать пэров.

Досада, прозвучавшая в ее голосе, не ускользнула от Филиппа. Он никогда бы не подумал, что его многочисленные победы могут очернить его в глазах Камиллы. Неужели ей не нравится, когда вокруг щебечут жаждущие его внимания дамы? Неужели она хотела сохранить своего мужчину только для себя одной так же, как он сам желал изгнать из жизни девушки всех вьющихся вокруг нее претендентов?

Итак, она боялась принадлежать мужчине, который принадлежал многим женщинам! Изумленный подобным открытием, он даже не попытался удержать Камиллу, и та, встав, с решительным видом направилась к своему коню.

Однако ему удалось услышать из ее уст, что в ее глазах он обольстителен; впрочем, об этом он уже догадывался. Осталась настороженность, которую она испытывала к мужчине, пользующемуся неумеренным вниманием женщин. Если он хочет преодолеть эту настороженность, ему некоторое время придется вести жизнь аскета. Но способен ли он на это? Уже после трех дней воздержания он ощущал, как все тело его словно объято пламенем; мучения его еще усугубились после той ночи, когда ему пришлось раздевать пьяную Камиллу.

С другой стороны, требование девушки к ее избраннику — принадлежать исключительно ей — наполняло Филиппа радостью, ибо в будущем сулило ему неземное счастье. Цельная натура Камиллы не позволяла ей ничего делать наполовину; раз решившись, она не останавливаясь шла до конца.

Сейчас больше, чем когда-либо, он был уверен, что она создана для него. Но как убедить ее в этом?

Вскочив на Черного Дьявола, Камилла начинала проявлять нетерпение; она видела, что шевалье продолжает сидеть, погруженный в собственные мысли, и совершенно не расположен трогаться с места. Она испугалась, что своей прямотой оскорбила его. А именно сейчас ей ни за что на свете не хотелось бы обидеть его. В последнее время он был на удивление любезен и предупредителен с ней.

Направив коня в сторону шевалье, она ласково позвала его:

— Филипп!

Он поднял на нее глаза; казалось, он ожидал, что она позовет его.

— Конечно, я не могу бесстрастно относиться к вашим бесчисленным победам. И тем не менее я должна признать, что поистине восхищаюсь вами. В моих глазах вы самый совершенный дворянин во всем королевстве; поэтому не стоит слишком огорчаться из-за моих слов. Они весьма относительны…

Не отвечая, д’Амбремон встал, подошел к Персевалю и вскочил в седло. Затем повернулся к своей спутнице и, церемонно поклонившись, насмешливо произнес:

— Благодарю вас, сударыня, за эти слова утешения. Мое самолюбие так ожидало их! А теперь, пожалуйста, извольте следовать за мной.

Она слегка покраснела и вдруг, неизвестно почему, почувствовала себя смешной. Но вскоре позабыла все свои сомнения и полностью сосредоточилась на дороге: каменистая, она петляла из стороны в сторону и требовала от путешественников повышенного внимания.

72

Филипп остановился. Нахмурившись, он смотрел на небо, которое начинало затягиваться тучами.

— Что-то случилось? — поинтересовалась девушка.

— Боюсь, как бы нас не застала в пути сильная гроза.

— Вы уверены? Но, может быть, эти облака рассеются или ветер унесет их в другую сторону?

— Нет. Они выстроились как раз над долиной, вон над той узкой расселиной, и скоро мы окажемся в самом центре ненастья.

— Но почему вас это так волнует?

Он с удивлением посмотрел на нее:

— И это спрашиваете вы? Значит, мне показалось и вы больше не боитесь гроз?

— Боюсь, но только когда я одна. Рядом с вами я почти ничего не боюсь.

— Скажите-ка! Я в восторге; оказывается, в списке ваших страхов я занимаю второе место — после природных катастроф.

Она мрачно посмотрела на него:

— Кроме шуток, Филипп, разве мы не успеем добраться до Фенестреля до начала грозы?

— Не думаю.

— Давайте попытаемся.

— Как вам угодно, неустрашимая мадам!

Они продолжили свой путь. Пошел дождь, вдали зазвучали раскаты грома. Филипп краем глаза наблюдал за Камиллой, но она выглядела невозмутимой; все усилия ее были направлены на сдерживание Черного Дьявола, начавшего проявлять признаки беспокойства.

Дождь становился все сильнее. Но по-прежнему было жарко, и ни один из всадников не подумал накинуть капюшон. Они только поглубже надвинули на лоб треуголки, чтобы льющаяся сверху вода не мешала видеть дорогу.

Недалеко от них блеснула молния; лошади шарахнулись, но всадники сумели удержать их и направить в нужную сторону. Однако вскоре тропинка превратилась в бурный горный поток. Шевалье остановился и, перекрывая шум льющего как из ведра дождя, крикнул:

142